Ждали всеобщего «еврейского погрома», Большого террора и третью мировую.

— Его правление и его смерть навсегда останутся в памяти русского народа, да и всех, наверное, народов, населявших ту громадную страну, собиранием которой он так кичился и которую, собрав и еще более расширив в сравнении с империей царей, вверг в ужасающие, превосходящие человеческое разумение страдания — нищету, одичание, пытки, голод, страх, смерть. Он, по всей видимости, готовил для «своего» народа страдания и еще большие, но не успел: смерть неожиданно для тирана пресекла его деяния, разрушила его планы, о которых мы можем пока строить только догадки, — не все архивные хранилища открыты, не все следы уничтоженных документов тщательно прослежены. Но один урок, очень важный урок, смерть Сталина через 60 лет дает нам: все человеческое преходяще «как роса на траве». То, что вчера казалось выше небес, сегодня лежит в пыли. Никакая сила не заставит зло вечно именоваться добром, ложь — правдой. Все будет очень скоро названо своими истинными именами. «Имут ли срам мертвые» — мы не знаем, но живым придется ответить и перед детьми, и перед своей совестью за каждое зерно фимиама, которое они бросили на кадильницу убийце, за каждое слово восхваления, произнесенное в честь преступника, за каждую слезу из натертых луком или глупостью глаз. Не забыть об этом всеобщем законе нравственной истории поможет статья прекрасного специалиста по послевоенной истории СССР — профессора Филадельфийского университета «Темпл» Владислава Мартиновича ЗУБОКА.

«Упразднение великой силы» Смерть пришла к «вождю народов» в 9 часов 50 минут 5 марта 1953 года на Ближней даче в Кунцеве. К этому моменту он провел в ее объятиях более четырех суток. Последний раз Сталина видели в сознании в ночь с 28 февраля на 1 марта, когда он собрал в последний раз круг своих доверенных соратников. На следующий день охрана дачи обнаружила Сталина лежащим на полу — он потерял речь и лишь ненадолго приходил в сознание. Сталин умер в разгар очередной и одной из самых зловещих кампаний его правления. 13 января 1953 года в «Правде» появилась статья, обвиняющая ведущих профессоров медицины в том, что они в сговоре с американской разведкой и всемирной организацией еврейской помощи «Джойнт» убивали советских лидеров и военачальников. Статью редактировал сам Сталин, вписавший в текст, подготовленный Дмитрием Шепиловым, наиболее зловещие и хлесткие фразы о «рабовладельцах-людоедах из США и Англии» и о «ротозействе» в советском аппарате, где люди не проявляют должной бдительности и не видят вокруг себя врагов. В разговоре с приближенными Сталин был еще откровеннее. Он сказал: «Любой еврей-националист — это агент американской разведки». Как и в знаменитом примере с запятой («Казнить нельзя…»), дефис между «еврей» и «националист» мог легко превратиться в тире1. Почти сразу же после статьи в «Правде» последовал загадочный теракт в советском посольстве в Тель-Авиве, и СССР разорвал отношения с Израилем. Началась массовая антисемитская истерия, евреев оскорбляли и избивали на улицах советских городов. Что готовил Сталин накануне своей смерти? Многие считают, что речь шла о подготовке всеобщего «еврейского погрома», который должен был начаться в марте 1953 года и привести к поголовному выселению советских евреев в приготовленные для этого лагеря. Вслед за этим должна была последовать новая волна Большого террора, «новый 1937 год». Сигналом к началу шабаша должна была стать публичная казнь «врачей-вредителей», в большинстве своем евреев, арестованных по приказу Сталина еще загодя, в 1952 году. Историк-архивист Геннадий Костырченко из московского Института российской истории опубликовал книгу, в которой назвал эту версию «мифом». Основание для этого: в архивах не удалось найти сведений о подготовке к депортации евреев, не говоря уж о публичной казни врачей. Но как доказать то, что могло бы произойти и не произошло? Полемика Этингера и Костырченко приняла острую форму и вылилась в интернет, с переходом на личности2. На мой взгляд, есть серьезные основания полагать, что Сталин готовил что-то крупное и кровавое. Историки Владимир Наумов и Джонатан Брент, имевшие прекрасный доступ в самые заповедные архивные уголки, пришли к заключению, что речь шла ни много ни мало как о подготовке Сталина к третьей мировой войне: не столько ее развязывании (США наверняка разгромили бы СССР), сколько в смысле устранения очередной «пятой колонны» в советском обществе. Направляя «гнев народа» против евреев, Сталин, по сути, брал на вооружение мобилизационные практики своего поверженного врага — Гитлера3. Как бы ни относиться к этой версии историков, нельзя игнорировать собранные ими документальные свидетельства. Как и накануне террора 1936 — 1938 гг., Сталин в узком кругу говорил: «Неблагополучно в ГПУ. Притупилась бдительность. Надо лечить»4. Не менее важны свидетельства о подготовке Сталиным устранения своих ближайших подручных. Опубликованные архивные документы ясно говорят о том, что Сталин собирал компромат на Лаврентия Берию и, вероятно, хотел от него избавиться. В октябре 1952 года, сразу же после съезда партии, вождь созвал Пленум ЦК: в присутствии партийных руководящих кадров Сталин обвинил двух старейших членов руководства Молотова и Микояна в «трусости и капитулянтстве перед Западом». Особенно досталось Молотову, которого в партии и в стране считали самым верным соратником Сталина. По воспоминаниям Константина Симонова, Сталин «бил предательски и целенаправленно, бил, вышибая [Молотова] из строя своих возможных преемников»5. Эти действия, разумеется, можно объяснить подозрительностью стареющего тирана. Но нельзя исключать и то, что это была подготовка страны к большой войне. Молотов и Микоян вспоминали, что Сталин готовился расправиться с ними как с агентами американской и английской разведок. Американские дипломаты подозревали, что Сталин готовил какую-то провокацию против посольства США в Москве. Не надо забывать, что в Корее шла война, где советские и американские летчики сбивали друг друга, а советская и китайская печать клеветнически обвиняла американцев в применении бактериологического оружия. Путч над полутрупом Врачи были допущены к Сталину лишь утром, а по другим данным — вечером 2 марта. Профессор Александр Львович Мясников, участвовавший в медицинском консилиуме, вспоминал, что он и другие врачи были скованы страхом, не решались произнести диагноз. Ведь им грозила участь арестованных коллег. Только когда Л.П. Берия и Г.М. Маленков заверили, что партия им полностью доверяет, медицинские светила собрались с духом и объявили, что надежды нет, Сталин обречен6. Некоторые историки предполагают, что именно Берия, спасая свою жизнь, ускорил смерть Сталина. На склоне лет Молотов в частной беседе рассказывал, как Берия сказал ему на трибуне Мавзолея 1 Мая 1953 года: «Я его убрал. Я вас всех спас!» Однако Молотов почему-то не использовал этих слов в своих обвинениях против Берии, когда тот был уже под арестом. После распада СССР историки, получившие доступ в кремлевские архивы, обнаружили, что именно после ареста Берии кремлевское «коллективное руководство» решило подчистить записи медицинского консилиума о болезни и смерти Сталина. По свидетельству академика А.А. Фурсенко, имевшего доступ к архивам Кремля, медицинский журнал, который велся на протяжении 2—5 марта, был, видимо, уничтожен и подменен машинописным текстом на 20 страницах, подписанным всем составом консилиума в июле 1953 года7... Но даже если отбросить версию преднамеренного «устранения» Сталина Берией, бросается в глаза, как быстро и слаженно, не предаваясь горю, поделили «бояре» власть. Вечером 5 марта высшие функционеры партии и государства съехались в Кремль, в Свердловский зал Сенатского дворца, на беспрецедентное совместное заседание Президиума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР. Начало заседания откладывалось: организаторы явно ждали новостей из Кунцева о смерти Сталина. Наконец заседание открыл Маленков, заявив, что, пока Сталин «борется с болезнью», нельзя оставлять страну без руководства. Заседание почему-то не стенографировалось, но присутствовавший в зале член ЦК КПСС писатель Константин Симонов запомнил слова Маленкова: «Нельзя пребывать в неопределенном положении, этого не позволяет и международная обстановка». Потом началась чехарда. Маленков предоставил слово Берии, который предложил Маленкова на пост председателя Совета Министров. На трибуну вернулся Маленков. Он предложил кандидатуру Берии на пост министра внутренних дел. Чтобы осознать смысл этого, нужно вспомнить, что пост главы государства считался тогда выше поста главы партии, а карательно-репрессивный аппарат, захваченный Берией, висел дамокловым мечом над всей политической и военной верхушкой СССР. Высшее партийно-государственное собрание безропотно проголосовало за предложения тандема. Маленков продолжал оглашать список. Секретарем партии стал Никита Хрущев, а министром обороны — Николай Булганин. Было восстановлено старое «узкое» Политбюро, которое ликвидировали в октябре 1952 года по предложению Сталина. В состав нового руководства, вопреки сталинской воле, вошли Молотов и Микоян. Ветераны-большевики, нарушив партийный устав и решения недавнего съезда, оттеснили от власти более молодых выдвиженцев. Берия, главный инициатор дворцового переворота, видимо, считал, что внутри узкой группы руководства он сможет быстро забрать власть в свои руки. Народный обморок Система, выстроенная Сталиным, надолго пережила его. Но в марте 1953 года никто этого знать не мог. Тиран настолько подменил собой государство, закон, партию и идеологию, что некоторым из кремлевских вождей впору было задаться вопросом: не распадется ли все «советское общество» словно карточный домик? Не выйдет ли народ на улицы? Пока Сталин лежал без сознания на даче в Кунцеве, Советский Союз продолжал, ничего не ведая, трудиться и поднимать тосты «за здоровье товарища Сталина». Только в 6.30 утра 4 марта Левитан объявил по радио о «болезни товарища Сталина». Вперемежку с классической музыкой радио передавало бюллетени о состоянии здоровья больного. Люди с медицинским образованием быстро поняли, что состояние Сталина безнадежно. По тюрьмам и лагерям пополз слух: «Усатому» скоро карачун». Утром 6 марта народ и мир узнали, что Сталина больше нет. Самой распространенной реакцией на смерть тирана было потрясение — многие плакали. Сотрудники посольства США отмечали, что люди «просто сошли с ума», «плачут на улицах». У многих это были не столько слезы жалости по ушедшему, сколько реакция на растерянность и страх. Сказывалось и почти тотальное отсутствие в обществе того, что называется «частным пространством»: в тесноте коммуналок, в фабричных цехах, на партийных собраниях сознание людей сжималось страхом и нуждой до предела — и одним из выходов из этого был массовый психоз. Общей мыслью было: как жить дальше? Не будет ли хуже? Не будет ли войны? Многие евреи, еще не знавшие подоплеки «дела врачей», опасались, что этот психоз может вылиться в погромы. И действительно, в народе поговаривали о том, что именно подлые евреи стали причиной смерти «дорогого Иосифа Виссарионовича». Разумеется, было немало и тех, для кого фанатичная страсть к тирану заменяла отсутствие достатка, истинной веры, а то и личной жизни. Иосиф Бродский, будущий великий поэт, а в 1953 году 12-летний мальчик, рассказывал, что вместе с другими учениками 6 марта он был в актовом зале школы, где слышал выступления учителей о смерти вождя. Одна учительница на каком-то этапе «большевицкой панихиды» сбилась и истошным голосом завопила: «На колени! На колени!» — «И тут началось такое! Кругом все ревут, и я тоже как бы должен зареветь». Подросток Бродский зареветь не смог и очень этого устыдился8. Взрослые интеллигентные люди участвовали в коллективном общественном обмороке каждый по своим причинам. Многие выступали на собраниях из страха, безмерно славословя умершего, — среди них был профессор Ленинградского университета Д.С. Лихачев. Обласканный Сталиным Константин Симонов и низвергнутый тираном в опалу Александр Авдеенко в равной степени приложились к атеистическому ритуалу прощания. Симонов в эти дни написал такие вирши: «Обливается сердце кровью… / Наш родимый, наш дорогой!/ Обхватив твое изголовье, / Плачет Родина над Тобой». Архитекторы и художники готовили проекты громадного дворца-мавзолея для увековечивания памяти «Друга и Отца». Даже те, кто не ненавидел режим, испытывали ощущение конца великого и страшного времени. Профессор МГУ С.С. Дмитриев записал в личном дневнике: «Великая, гигантская эпоха это тридцатилетие: она всем наполнена, и больше всего Сталиным». «Великая сила упразднилась», — дипломатично сказал на смерть Сталина патриарх Алексей I (Симанский), прекрасно помнивший еще по курсу Духовной академии, что силы бывают очень разные — не только по своей величине, но и по качеству. Были и другие люди, и их было очень много, которые радовались смерти тирана. В лагерях и тюрьмах заключенные бросали в воздух шапки и кричали: «Свобода!» В городских семьях с надеждой шептались о том, что, быть может, теперь из лагерей вернутся отцы, матери, дети, внуки. В Пензенской области одна колхозница, по донесению госбезопасности, заявила: «Я ему сама вырою могилу и закопаю». Дом Союзов стал тем местом, где к телу Сталина был открыт всенародный доступ. В отличие от прощания с Лениным в 1924 году, которое растянулось на недели, новые хозяева страны торопились завершить церемонию — на прощание с телом отводилось только два дня. 7—8 марта сотни тысяч людей, москвичей и иногородних, ринулись к Дому Союзов. Беспомощность милиции привела к кровавой давке в районе Садовой-Самотечной. Были задавлены сотни людей, прежде всего женщин, стариков, подростков. На следующий день место новой «Ходынки» было покрыто тысячами оторванных пуговиц и потерянных галош, а милиция смывала с тротуаров следы крови. В русской эмиграции смерть Сталина вызвала надежды на скорое крушение советского режима. Думающие люди не принимали за чистую монету официальные изъявления «народного горя». Их скорее беспокоила та нравственная деградация, которая произошла в русском обществе за 30-летие сталинского правления. Люди верующие были возмущены тем, что Русская православная церковь отслужила панихиду по Сталину и послала венок к его гробу в Дом Союзов. А физиономии новых вождей, притворно изображавших скорбь у сталинского гроба, не могли внушить ничего, кроме омерзения. Георгий Иванов написал в эти дни:Какие отвратительные рожи, Кривые рты, нескладные тела: Вот Молотов. Вот Берия, похожий На вурдалака, ждущего кола… В безмолвии у сталинского праха Они дрожат. Они дрожат от страха, Угрюмо пряча некрещеный лоб, И перед ними высится, как плаха, Проклятого «вождя» — проклятый гроб. Новое кремлевское руководство действительно боялось собственного народа и сильной Америки. Сталин перед самой смертью с садистским упорством внушал своему окружению: «Вот не будет меня, передушат вас империалисты, как котят!» Хрущев вспоминал, что эта фраза постоянно вертелась в его мозгу в первые дни после смерти Сталина. После того как Сталин вооружил северокорейского лидера Ким Ир Сена и благословил на вторжение в Южную Корею, США стремительно наращивали свою военную мощь. Несмотря на все усилия советской промышленности, к 1953 году Советский Союз катастрофически проигрывал гонку вооружений. В случае начала большой войны советское поражение было неминуемым. В распоряжении США с ноября 1952 года было термоядерное оружие, которого не имел Кремль. Не случайно уже 7—8 марта, когда на похороны Сталина съехались все коммунистические вожди, Маленков и Молотов договорились с Чжоу Эньлаем принять срочные политические меры для окончания корейской войны. Обсуждались необходимые шаги для снижения напряженности в Европе, улучшения отношений с южными соседями — Турцией и Ираном. Политические наследники торопилось проводить Сталина в прошлое как страшный сон. 9 марта на Красной площади состоялась церемония похорон. Половина присутствующих там «представителей трудящихся» были сотрудниками госбезопасности. Настоящие трудящиеся по всей стране снимали шляпы, шапки, кепки и тюбетейки под гул заводских гудков и залпы орудий. Новые вожди на Мавзолее (где вскоре появилась надпись: «Ленин — Сталин») отчитали прощальные речи с дежурным видом и выражением, при этом Берия в черной шляпе выглядел чикагским мафиози. Буквально на следующий день имя Сталина исчезло из советских газет, и массовая истерия начала быстро спадать. Когда Симонов опубликовал свои вирши с плачем у гроба Сталина в «Литературной газете», последовал гневный звонок от самого Хрущева, и Симонов обнаружил, что попал в опалу. Новые руководители давали понять, что никакой катастрофы не произошло и не произойдет, жизнь продолжается, и она, возможно, будет лучше и легче, чем при Сталине. 27 марта по указу «Об амнистии» было освобождено около 1 миллиона человек, более трети узников ГУЛАГа, вскоре были освобождены «врачи-вредители». Потом, 26 июня, — арестован Берия. Через месяц закончилась перемирием корейская война. А на праздновании Октябрьской революции 7 ноября 1953 г. радио передало концерт, где после номеров классической и патриотической музыки Леонид Утесов объявил: «Мы открываем второе действие исполнением танго «Брызги шампанского». Начиналась новая, менее свирепая эпоха коммунистической деспотии.Владислав ЗУБОК